Зяблевая вспашка часть 2

Леонид ФРОЛОВ

Продолжение. Начало читать зде сь

Микулин с утра оставил Вовку пахать одного.
— Понимаешь, необходимо кой-какие запчасти в мастерской подобрать,— оправдывался он перед
уходом.— Сегодня Гомзиков как раз уехал за ними в «Сельхозтехнику». Так надо не прозевать: не поймай его вовремя, отдаст кому-либо другому, а у нас трактор-то старенький, детали постоянно замены просят.
Вовка, понурившись, выслушал его. Оставаться в поле одному, да еще на тракторе, у которого «детали постоянно замены просят», было страшновато.
— Матвей Васильевич, а может, мне покараулить его?
—Кого? Гомзикова-то? — переспросил Микулин.— Так тебе ведь не выцарапать у него, что я выцарапаю. Ты попрошайничать будешь, а тут надо брать. Увидел: форсунка новая — ага, сгодится, у нас свою заедает. Магнето привез Гомзиков — тоже не лишнее будет. Тут надо в зависимости от наличия действовать. Понял?
Вовка тоскливо кивнул.
— Ты уж не боишься ли один оставаться? — подозрительно прищурился Микулин.
— Боюсь,— признался Вовка.
— Вот тебе раз… Ты со мной шесть дней пашешь, и у меня к тебе никаких замечаний не было… Все
ведь хорошо получалось, так чего я тебя в черном теле буду держать: пора и на посменную работу переходить.
— Может, когда детали заменим, посменно-то станем пахать? — робко предложил Вовка.
Микулин захохотал:
— А я как сказал? Конечно, тогда. Только детали-то надо сначала приобрести.
Он беззаботно помахал Вовке рукой и ушел. Хоть бы трактор помог завести или дождался б, когда у Вовки пускач затрещит, так нет, и не обернулся ни разу.
«Ну, что за народ? — возмущался Вовка.— И душа ни за чего не болит». А если у Вовки не получится? Если трактор у него не заведется, весь день простоит в борозде? Кто за простой в ответе? Не Вовка же: с него спрос невелик. Где на Вовку сел, там и слезешь. А если гайка какая открутится — и все развалится по частям? Микулин сам же сказал, что многие детали просят замены.
Вовка, нервничая, залил в трактор солярки. Притащил из ручья воды и наполнил ею чуть не до пробки прожорливый радиатор. «Хорошо хоть от обрыва теперь далеко отодвинулись,— подумал он, оглядывая вспаханное поле.— А то бы один-то свалился с горы — и поминай, как звали».
Ему стало жалко себя. Он сел на раму плуга, отсыревшую от ночного тумана, и даже не ощутил холода.
Перед ним щетинилось мокрой стерней поле. На затравеневших закрайках топорщился желтыми корзинками осот, а по бороздам во многих местах кустился красноголовый бодяк.
— Вишь, сорняков развели сколько,— осудил Вовка неизвестно кого, хотя неизвестно кого осуждать не собирался. Ему нужны были сейчас не безымянные упреки, а только те, которые направлены в адрес Микулина.
Он поднялся, попинал сапогом по гусенице — с нее тяжело отвалилась земля. «Хозяин, тоже мне,—
злорадствуя, выговорил Вовка Микулину.— Не мог с вечера грязь отбить…» Заглянул в ящичек, где лежали гаечные ключи, всяких размеров болтики, шайбы и где должен был находиться шнур пускача — а там черт ногу сломит, все торчмя торчит. Вовка начал сердито рыться в железках, а шнур-то, оказывается, на сиденье был, Микулин его уже приготовил для своего напарника. Если глаза не на затылке, так сразу и увидишь, когда полезешь в кабину. Вовка досадливо поозирался кругом, будто кто-нибудь мог отметить его промашку. А какая промашка? Если со всей строгостью подойти, так кто виноват? Не Вовка же. Всякий инструмент положено на свое место класть, а Микулин его на сиденье вытащил. Для чего? Кто мог подумать, что шнур на сиденье валяется?
Вовка накрутил кожаную змейку шнура на пускач и, как Микулин, качнувшись всем корпусом, дернул что было мочи. Трактор сразу заверещал. Вовка выждал, когда мотор схватился, и переключил на него подачу горючего. Мотор заработал ровно и терпеливо, не собираясь капризничать. Вовка озабоченно походил вокруг трактора, будто мог углядеть таким образом какие-то неполадки, попинал сапогом отвалы плуга, отколачивая закаменевшую за ночь
грязь, и забрался в кабину. Мотор уже хорошо прогрелся, в кабине от него стало совсем тепло.
Вовка включил скорость, заглубил плуг, и гусеницы, посверкивая, стали приминать хрусткую стерню.
Трактор медленно полз вдоль борозды; над радиатором, испарявшим тепло, подрагивало легкое
марево, и сквозь него близкий осинничек трепетал порыжелой листвой, причудливо изгибаясь. Он вдруг то укорачивался, ник к земле, а то, зависая в воздухе, подтягивался к небу. Вовка сквозь облачко марева, как в винтовочный прицел, поймал парившего над пахотой коршуна, и тот тоже невообразимо исказился, потеряв сразу оба крыла и приобретя невероятно длинную шею.
Вовке стало смешно, но он вовремя спохватился, заметив, что трактор слегка отклонился от борозды. Вовка выправил промах, прижав правую гусеницу к пашне, и оглянулся. Приметливым глазом все же можно было найти изъян в его пахоте: в одном месте из-под пласта торчали неперевернутые пучки стерни. Вовка был готов сдать трактор назад, но конструкторы еще не додумались до такого, чтобы с плугом можно было бы спячиваться и перепахивать огрехи. Попробуй-ка, дай задний ход — изогнешь у плуга всю раму.
Вовка выключил скорость, выбрался из кабины и побежал к торчавшему среди черной земли островку стерни.
«Э-э, да ничего страшного, просто не довернулся пласт»,— обрадованно заключил он и умял сапогами упруго выпирающий срез земли. Пашня вроде бы сделалась ровной, не щетинилась больше пожнивными остатками, и Вовка мысленно похвалил себя за находчивость.
В небе появились жаворонки. От их песни дохнуло на Вовку беззаботным раздольем: «Неужто тепло объявляют?»
Ветер был все еще резким, сносил птиц в сторону, но они упорно возвращались к трактору, трепыхались над ним в вышине, заливались радостным щебетом, затем неожиданно усмиряли крылья и камнем падали вниз, оживая лишь перед самой землей и вспархивая, будто пепельнокрылые бабочки. «Червяков высматривают,— догадался Вовка.— Ну, сейчас
я вам их навыпахиваю».
Он забрался в кабину, скрежетнул рычагом, включая скорость, и пустил трактор вдоль борозды. Из выхлопной трубы рванулся к небу густой, едкий дым. Мотор работал напряженно, но ровно.
И все же настроение у Вовки оставалось подавленным. Преследовало почему-то предощущение беды. А какая беда? Мотор не барахлит, погода налаживается, жаворонки даже прилетели на пашню. Чего еще надо?
И на развороте все обошлось хорошо: вовремя плуг выглубился, вовремя включился, бороздное колесо вкатилось прямехонько в борозду, никаких огрехов — все выполнено безукоризненно точно.
«Как в аптеке, так и тут»,— вспомнил Вовка насмешливую присказку. И все же беспокойство грызло его неотступно.
И надо же: дурное предчувствие оправдалось. Переехал Вовка на новый загон, уже круг один сделал, а на развороте — по-о-логом, как наставлял Микулин,— вляпался в траншею, вырытую канавокопателем. Вот уж верно сказано: найдет свинья грязи. До траншеи-то можно пять раз развернуться, а его все равно в нее занесло — словно нарочно искал. А все он, Микулин: «По-о-ложе, по-о-ложе»,— учил. Вот и «наположил» Вовка. Это уж всегда так бывает, когда по подсказке живешь. Добра от подсказки нигде не жди — ни на работе, ни в школе…
Вовка с перепугу заглушил трактор, и в ушах у него зазвенело от тишины. Ветер-то куда подевался сразу? И травинкой даже не шелохнет… Будто замер от изумления, что Вовку угораздило свалиться
в канаву.
Трактор уткнулся радиатором в стенку траншеи. Да-а, с плугом не вылезти, а назад тоже не сдашь:
плуг, как норовистый конь, поднявшийся на дыбы, завис прицепом над левой гусеницей. Но ведь надо же что-то делать… Не куковать же тут, пока вернется Микулин. А и вернется, так не на себе же плуг понесет. Он хоть и Микулин, а не Микула Селянинович, не богатырь из былины. Силенки-то у него не сказочные.
«А может, попробовать потихоньку, рывочками взобраться на стенку траншеи?» — задумался Вовка.
Ну, хорошо, трактор взберется, так плуг-то намертво сядет в канаве — как клещ, вцепится лемехами в землю, и подъемным краном его тогда не возьмешь. Нет, выезжать надо без плуга.
Придя к этому выводу, Вовка забеспокоился, что не завести будет трактор. Ну-ка, он стоит попом,
чуть ли не на радиаторе,— и горючее и смазка, все, наверно, сбежало в переднюю часть. Вовка, холодея от такого предположения, бросился искать шнур пускача. А его как черти украли. Ни в коробке с гаечными ключами нет, ни на сиденье, ни под ногами среди рычагов. «Ой, растяпа, да ведь на стоянке, поди, оставил». Он побежал туда, где заводил трактор утром. И верно, шнур извивался среди закапанной мазутом стерни. Хорошо, что не запахал, а то б ищи ветра в поле.
Вовка вернулся к трактору и, покрываясь ознобом, накрутил шнур на пускач… Нет, есть все же счастье, мотор басовито зарокотал.
Вовка посмотрел, как бы отсоединить плуг, но сцепной болт заклинило в серьге — никакими щипцами не вытащить. Хочешь не хочешь, а придется забираться в кабину и действительно рывочками подергать трактор: может, болт и ослабнет. Вовка, опасаясь спячиваться назад — плуг может налезть на кабину,— включил первую скорость и отпустил сцепление. Мотор захлебнулся от напряжения, пугая Вовку тем, что совсем заглохнет. Вовка, успокаивая его, отжимал сцепление, и тогда мотор, работая вхолостую, вновь набирал силу. Вовка снова ставил его под нагрузку, гусеницы скреблись по стенке траншеи, и на ее дно комьями осыпалась земля.
Вовка едва удерживался на сиденье, потому что трактор сильно накренился. Ногами упираться во что-либо было невозможно: то и дело приходилось прижимать и отпускать муфту сцепления. И Вовка, полуобернувшись, держался за кромки вздымающегося к небу заднего окна. Он терпеливо следил за плугом, все пытаясь поймать тот момент, когда болт ослабнет в серьге. Трактор дергался на одном месте, плуг то вздымался, то опускался, и Вовке показалось, что он, наконец, зафиксировал то положение, когда болт действительно можно вытащить.
Вовка выпрыгнул из кабины, взобрался на плуг, но плуг сел под его тяжестью и вновь заклинил болт.
Вовка сердито сплюнул, соскочил с рамы. Прицеп не отошел вверх. Тогда Вовка вытащил из ящичка с инструментами молот и стал снизу выбивать болт неуверенными ударами. Делать это ему мешала левая гусеница, над которой прицеп завис, и Вовка несколько раз смазал по ней, ободрав руки в кровь.
Это еще больше разозлило его, и он настырнее размахался молотом.
Болт выскочил неожиданно: не поддавался, не поддавался — и вдруг с одного удара вылетел. Вовка подобрал его, бросил в кабину и снова уселся за рычаги.
«А ну, миленький, не подведи»,— подбодрил он мотор и, добавив газу, включил первую скорость.
Трактор, оскальзываясь, медленно выкарабкался из траншеи.
Теперь надо было высвобождать из плена плуг.
Вовка нашел под сиденьем трос и успокоился: «Ну, с тросом-то не пропадем». Он объехал опасную траншею вокруг, подкатил к плугу сбоку и, зацепив его тросом, развернул как можно резче, уже не боясь, что плуг может наползти на гусеницу или вздыбиться над кабиной. Он беспокоился теперь лишь об одном: чтобы колесо не соскочило в канаву. Оно прошло по самому срезу дерна, и Вовка облегченно вздохнул: «Ну, вот и все, теперь можно снова пахать».
Лоб у него был в поту, рубаха на спине мокрая, будто Вовка таскал мешки с солью, а не за рычагами сидел.
Он прицепил плуг и подогнал трактор к борозде.
— Подожди,— сквозь грохот мотора услышал он крик.
Микулин махал ему руками. Шел он налегке, никаких запчастей не нес.
— Ты чего все на одном месте тарахтел? — спросил он, прищурившись.
— Да вот,— кивнул Возка на траншею и не нашел для оправдания никаких слов.
Микулин посмотрел на истерзанную, гусеницами землю, сходил, заглянул в канаву и, видно, представил все, что произошло без него.
Вовка ждал от Микулина упреков — вот, скажет, впоролся. в траншею, и где только глаза у тебя были,— а Микулин вернулся сияющий.
— Я же говорил, что вырастет из тебя заправский механизатор.
Вовка не поверил своим ушам.
— Плуг отцеплял? — уточнял Микулин детали происшествия.— А потом тросом разворачивал? Молодец: голова на плечах, а не котелок.— Он заметил ссадины на Вовкиных руках: — А это чего?
— Болт из серьги выбивал… О гусеницу поцарапал… Да ерунда! — отмахнулся Вовка.— Заживет, как на собаке.
— Нет, ты подожди,— встревожился Микулин. —  Руки-то не больно чисты, мало ли чего может быть.
Он с ведром сбегал к ручью за водой, заставил Вовку отмыть грязь. Остатки воды залил в радиатор и вовремя сделал, там наполовину все выкипело; потом метнулся к лесочку, к пустоши, и стал рвать цветы.
«Да что это он?» — изумился Вовка и не успел ничего сообразить, как Микулин бросил на сиденье охапку тысячелистника. В кабине ароматно запахло.
— Солдатская трава,— пояснил Микулин.— А ты у нас сегодня солдат, пострадал за артельное дело. Как на фронте.
Вовка не понял, к чему он клонит.
Микулин обрывал с тысячелистника хвощеватые листья, комкал их, мочалил в ладонях и ровным голосом приговаривал:
— Лучшее средство при всяких ранах… Ну-ка, давай руки-то.— Микулин выдавил на ссадины несколько капель травяного сока.— Вот так, брат, не успеешь оглянуться — новой кожей затянет. И снова будешь точно строевой солдат.
— Да я и сейчас здоровый.
— А я разве сказал, что больной? — засмеялся Микулин.— Конечно, здоровый… Только немного передохни. А я круга два-три сделаю.
Микулин уселся за рычаги, а Вовка примостился с ним рядом и вытянул задрожавшие ноги.
В поле заявился Гомзиков. Когда трактор поровнялся с ним, снял фуражку и поприветствовал механизаторов.
Микулин попросил Вовку остановиться и, высунувшись из кабины, привстал правой ногой на гусеницу.
— Здорово, бригадир,— крикнул он весело.
Гомзиков подошел к нему и подал руку. Микулин соскочил вниз. Они достали по папиросе и закурили.
Вовка, насторожившись, прислушивался к их разговору. Его поразила догадка, что Микулин утром ходил не к Гомзикову, а то с какой бы стати им здороваться второй раз.
— Там, где в дождь пахали, пашня-то подзаплыла,— огорченно заметил Гомзиков.
— Ничего, дисковой бороной пройдемся и выправим,— сказал Микулин.— Ты вот только не забудь о нас, когда привезешь запчасти.
— Да что я, не понимаю, что ли, твою нужду, — ответил Гомзиков.— Я же тебе обещал, что в первую очередь…
Вовка онемело уставился на них. Вот тебе раз, обещает в первую очередь. Но утром — не когда-нибудь, а сегодня же утром — Микулин уверял своего напарника, что у бригадира придется выцарапывать запасные детали. Это что же, выходит, Микулин обманывал Вовку? А причину придумал такую, что не подкопаешься.
Микулин будто подслушал Вовкино раздражение.
— Вовка, ты поезжай,— оглянулся он.— Мы тут немного потолкуем с бригадиром о перспективе.
«О пер-спек-ти-ве»,— насмешливо вытянул Вовка губы, но ничего не сказал.
Гомзиков дурашливо изумился:
— О-о, товарищ Воронин, а я и не заметил вас сразу-то… Здравствуйте.
— Здравствуйте,— буркнул Вовка и наклонился, чтобы передвинуть рычажок газа.
— Ты смотри, наворочал сколько,— указал Гомзиков на вспаханный участок.— А как я теперь измерять буду — уму непостижимо. Вы тут мне параллелепипедами напахали, не знаю, с какого боку и подступиться. Подскажи.
— Не маленький, сообразишь,— огрызнулся Вовка.
Микулин, захохотав, присел. А Гомзиков удивленно нахмурил лохматые брови.
— Ух ты, какой самостоятельный стал…
Вовка, не оглядываясь на них, включил скорость и устремился взглядом вперед. Он уже не испытывал нужды смотреть за плугом: следя за правой гусеницей, которая подминала стерню ровнехонько вдоль борозды, знал, что огрехов не будет.
И все же, когда, развернувшись, поехал мимо бригадира и своего наставника, Гомзиков строго остановил его:
— Ты поаккуратней паши.
— А я и так аккуратно,— недоумевающе оглянулся Вовка.
Гомзиков поманил его пальцем, заставил выбраться из кабины.
— Вот подожди, придет агроном пахоту принимать да влепит парочку штрафов — тогда узнаешь,
как надо работать. Не будешь огрехи оставлять.
Вовка испугался, что Гомзиков обнаружил притоптанный им пласт и выговаривает теперь за него. Ну, конечно, обнаружил. Вовка как ни уминал его сапогами, а он все, поди, горбится — подойдешь, так сразу видать. Вот если б Вовка успел вспахать больше, холмик с неприжатой пластом стерней затерялся бы вдалеке, и его б ни за что не нашли. Не стали бы ведь ни агроном, ни Гомзиков сновать по полю туда и сюда, искать упрятанный Вовкой огрех.
— Смотри, парень,— пригрозил Гомзиков.
Но Микулин остановил его:
— Будет тебе человека запугивать…
— А я и не запугиваю. Ты посмотри, весь оподзоленный горизонт вывернул… Это ж кто так пашет?
— Где? Какой горизонт?
Но Гомзиков не давал Вовке опомниться.
— На какую глубину положено пахать? А ну-ка, ну-ка, скажи? — Он, хмуря брови, подступал к Вовке. Вовка, понурившись, сжался.— Ага, не знаешь. Вот сейчас мы своей властью и наложим на тебя штраф.
Микулин опять вмешался:
— Ну, хватит, хватит парнишку пугать, а то отобьешь всякую охоту учиться.
— Его испугаешь, держи карман шире,— засмеялся Гомзиков.— Он тебя так отбреет, что ты сам испугаешься. Нет, ему спуску давать нельзя.
Вовка, недоумевая, смотрел на него, не зная, всерьез ли принимать бригадирскую угрозу.
— Да он шутит, Володя, шутит,— успокоил Вовку Микулин.
Вовка пунцово зарделся.
— За такие шутки зубы пересчитывают,— сказал он мрачно.
А Гомзиков, как полоумный, снова захохотал.
— Я ж тебе говорил… Не на того напали… Кому хочешь, даст сдачи.
Вовка резко повернулся, пошел к трактору. За спиной продолжал заливаться смехом Гомзиков.
— Ну, орел, так орел, ни перед чем не остановится. Кто только вырастет из такого?
— Да человек и вырастет,— сказал Микулин и тихо попросил Гомзикова: — Ты уж его, Иван Сергеевич, не нервируй больше, ему сегодня и так напереживаться пришлось…
— А что, опять неудачно в клуб слазил? — намеренно громко, в расчете на Вовку, спросил Гомзиков.
Вовка, обернувшись, презрительным взглядом смерил бригадира с головы до ног и сдержался-таки, опять ничего не сказал.
Гомзиков, ища поддержки у Микулина, съязвил:
— Во-во, посмотрит — рублем одарит.
— Иван Сергеевич, да ты что? — остановил бригадира Микулин.
— Перевоспитываю,— самонадеянно тряхнул головой Гомзиков.— Чтобы в другой раз неповадно было по окнам лазить…
— Да чего его перевоспитывать,— не поддержал бригадира Микулин.— Его воспитывать надо… А парень-то хоть куда… Ты напрасно его задираешь… С головой парнишка: на лету все хватает. Я с Витькой Зотовым неделю возился, пока научил его мало-мальски разбираться в машине, а этот с полуслова все понимает.
Вовка оторопело оглянулся: микулинская похвала приятно поразила его, и он не поверил, что она была высказана всерьез.
Микулин стоял к нему вполоборота и явно думал, что из-за шума работающего мотора Вовка не разберет тихих слов.
— Сегодня вон вляпался в траншею… Другой бы на его месте и руки опустил. А этот меня дожидаться не стал, сам выкарабкался.
— А ты-то где был?
— Да, понимаешь, я его на самостоятельность проверить хотел… Ну, и сделал вид, что ушел в деревню, а сам вон у дороги в кустах сидел…
«Вот тебе раз»,— удивился Вовка. Он тут мучился, руки в кровь избил, а его старший напарник в кустах отсиживался, его, Вовку, на самостоятельность проверял. Скажите, пожалуйста, хорошую проверочку выдумал. А если бы Вовка в канаву плуг затащил? Тогда  чем ваша проверочка обернулась бы?
Вовка оторопело замешкался у трактора, затылком чувствуя, что и Микулин и Гомзиков в упор глядят на него. А чего на него смотреть? Вон и замолчали даже, притихли.
Вовка по-хозяйски поставил ногу на гусеницу, подтянулся, уцепившись руками за дверной проем.
— Думал уж, засаду придется оставить,— опять заговорил Микулин.— Еще минута, и выскочил бы, не утерпел. А он и без подстраховки обошелся.
«А вы хотели бы с подстраховкой? — торжествуя, усмехнулся Вовка и, вспомнив давешний упрек Гомзикова о несоответствии головы рукам, удовлетворенно протянул: — Не-е-ет, у нас голова по рукам.
Вот так-то, товарищ Гомзиков…»
— Рисковый ты мужик,— не то осудил Микулина, не то восхитился им Гомзиков.
— Да ведь смену надо учить,— ответил Микулин.— А тут какой риск? Я же рядом… В любую минуту приду на помощь… Только знаешь, человек лучше постигает науку, когда надеется на себя, а не ждет подсказки от дяди.
Они уже разговаривали, не таясь, надеялись, что Вовка из кабины не слышит их. Ох, просчитались, у Вовки и уши по голове.
Вовка сделал прогазовочку. Трактор сердито заотпыхивался дымом.
Гомзиков, притворно возмущаясь, закричал на Микулина:
— Да он же у тебя и трактор спалит! Как это ты доверяешь ему одному пахать?
Микулин многозначительно ответил:
— Зябь, она ведь пашется под будущий урожай.
Сказано это было громко, будто Вовка глухой и не услышал бы, если б они не повышали голоса.

Журнал «Юность» 1976 г.

Оптимизация статьи — сайт «Архиварий-Ус»