Берлинский полиэкран

Ю.Зерчанинов, В. Славкин

X Всемирный фестиваль молодежи и студентов… 25 тысяч юношей и девушек из 140 стран собрались в Берлине и провели «под девизом фестиваля «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу!» сотни политических мероприятий: манифестации солидарности с народами Индокитая, митинги в поддержку борьбы арабских народов, национально-освободительных движений в Африке, Азии, Латинской Америке…
Более двух тысяч делегатов принимали участие в работе центра «Молодежь и студенты обличают империализм».
Каждый день фестивальной программы был подтверждением памятных слов из послания, с которым Леонид Ильич Брежнев обратился к участникам фестиваля: «Молодое поколение в наши дни, чувствуя свою долю ответственности за судьбы мира и лучшее будущее человечества, активно включается в борьбу за то, чтобы всем народам была обеспечена возможность заниматься созидательным трудом в условиях прочного мира и международной безопасности».
В заявлении, которое приняли представители ведущих и — что характерно для этого фестиваля — различных по своим политическим взглядам молодежных организаций, единодушно выражалась готовность участвовать в подготовке и проведении Всемирного конгресса миролюбивых сил в Москве.
Мы публикуем репортаж Ю. Зерчанинова и В. Славкина, наших специальных корреспондентов на Берлинском фестивале. Этот репортаж складывается из разговоров с представителями различных стран и континентов, молодых людей, несхожих по своим судьбам, политическим убеждениям, образу жизни…
Но они приехали в Берлин с единым стремлением — совместно бороться за мир и за счастливое будущее нашей планеты.

1
Стадион «Молодежь мира». Торжественное открытие фестиваля. Шествие делегаций. В зеленой партизанской форме на стадион выходит колонна Анголы. С трибун отчетливо видно, что революционное знамя Анголы несет совсем юная девушка (см. фото, стр. 75). Она ступает под знаменем уверенно и горделиво.
Встретиться с этой девушкой нам удалось лишь на третий день фестиваля. Разговор происходил в
здании одной из берлинских школ, где в дни фестиваля жила ангольская делегация.
— Прошу вас, называйте меня Жи… Меня, конечно, зовут по-другому, но мы все, члены ангольской делегации, должны быть на фестивале инкогнито.
Нам возвращаться на родину, продолжать борьбу за полное освобождение Анголы от португальцев, и ни к чему тем, против кого мы боремся, знать наши имена.
— А какое вы лично участие принимаете в борьбе?
— Мне 18 лет. В декабре прошлого года я тайно перешла на освобожденную территорию Анголы и
вступила в партию Народное движение за освобождение Анголы. Сейчас я работаю в школе учительницей португальского языка, естествознания, истории и географии. Это и есть моя партийная работа, мое участие в национально-освободительном движении.
У меня нет специального образования, я кончила только лицей, но у нас в Анголе каждый грамотный человек должен учить других. Нам как можно скорее нужны образованные люди. В фестивальных концертах национальной программы Анголы я читаю стихи председателя нашей партии Агостиньо Нето.
В поэзии Нето ярко выражены наши идеалы, то, ради чего мы все боремся и живем.
Жи читает нам стихи по-португальски. Уже в Москве мы нашли русский перевод этих строк в книжке Агостиньо Нето «С сухими глазами», вышедшей в 1970 году в библиотечке «Огонька».
Творить,
Смеясь над издевательством и злобой,
Воспитывая твердость в слабых
И пробуждая силу против силы
И стойкость в неуверенной крови,
Творить,
Творить с глазами сухими!
— Творить,
Творить сиянье звезд
Над молотом войны.
Спокойный мир — над детским плачем,
Мир над пролитым потом,
Над слезой раба.
Над ненавистью мир творить,—
Творить с глазами сухими!
(Перевод Лидии НЕКРАСОВОЙ.)
— У нас в Анголе сложная ситуация, и в этой ситуаций надо быть очень сконцентрированным, стойким, беззаветно преданным делу человеком… Я еще молодой член партии, но я научусь всему.
— А почему именно вам поручили нести национальное знамя на открытии фестиваля?
— Я не спрашивала…
— Мы хотели,— заговорил вдруг на ломаном русском языке один из руководителей ангольской делегации, который в течение всего разговора сидел в отдалении, но с которым Жи консультировала каждый свой ответ,— мы хотели, чтобы все обратили внимание на то, что женщина в нашей стране должна иметь равные права с мужчиной.
— Жи, мы видели на открытии, как вы высоко по всему стадиону пронесли ваше знамя. Ангола шла
одной из первых, поэтому вам пришлось почти три часа стоять потом на стадионе под палящим солнцем и ждать официального открытия… Не тяжело было?
— Что вы! Мы все партизаны, и мне приходилось носить кое-что потяжелее… А к палящему солнцу я привыкла с детства. Да и знамя Анголы я несу не впервые. Я уже несла его 4 февраля этого года на параде в Браззавиле. Мы тогда отмечали двенадцатую годовщину начала вооруженной борьбы ангольского народа за независимость. Это было первый раз со времени моего ухода из дома, когда я пожалела, что нет рядом моих родителей. Мама порадовалась бы за меня…
— Вы скучаете по родителям?
— Я думаю, когда мы освободим Анголу, я буду жить в том же городе, где и мои родители, но отдельно от них. Не потому, что я боюсь их обременить, а просто у меня своя жизнь, свои заботы, а у родителей свои…
— Вы не замужем?
— Нет, нет!.. Рано еще. Быть женой тяжело. Я еще молодая…
— В таком случае позвольте, Жи, задать вам несколько шутливый вопрос. Почему вы считаете, что
заниматься политической деятельностью, нести знамя на параде вам не рано и по силам, а выходить замуж еще пора не пришла?
Жи смеется.
— Быть женой иногда тяжелее, чем нести знамя. А если говорить серьезно, пока я молодая и сильная, я хочу отдавать всю себя без остатка своему народу, делу освобождения Анголы. И еще я хочу учиться.
Мне очень понравилось в Берлине, и теперь я мечтаю приехать сюда еще раз и поступить в университет.

2
Шествие фестивальных колонн завершают хозяева праздника — молодые граждане Германской
Демократической Республики. Закон о молодежи, принятый в 1964 году в ГДР, гласит: «Доверяй
молодежи и возлагай на нее ответственность». И все, кто носит членский билет Союза свободной немецкой молодежи, все юноши и девушки республики блистательно справились с доверенной им ответственнейшей задачей — превратить Берлин, в дни фестиваля в столицу юности мира.
Слово одному из первой тысячи (по полю под флагом ГДР шла тысяча юношей и девушек, но право участвовать в фестивале завоевали еще триста тысяч!), слово Вольфгангу Нордвигу, который зажег, как вы помните, фестивальный огонь (см. фото, стр. 74). Нордвиг — олимпийский чемпион в Мюнхене по прыжкам в высоту с шестом. Нордвиг—инженер по автоматическим линиям на заводе «Карл Цейс» в Иене (имея диплом высшего технического училища, он теперь заочно занимается на физфаке Ленского университета).
Нордвиг — член национального фестивального комитета ГДР.
Вольфганг Нордвиг — о спорте, о своем понимании личности:
— Как бью рекорды? Сначала посылаю вперед сердце, а затем лечу к планке сам… Я считаю, что спорт развивает личность. Он укрепляет волю, пробуждает хорошее честолюбие, учит коллективизму, ответственности. Спорт доказал мне, что человек может добиться большего, чем он думает. Особенно я ценю тех, кто добивается больших спортивных успехов, но не замыкается в сфере спорта. Человек, который ничего не хочет знать, кроме спорта, не может развиваться как личность.
Вольфганг Нордвиг — о фестивале:
— Надеюсь, что мы создали самые благоприятные условия, чтобы наши гости смогли познакомиться с нашей страной, смогли увидеть, как мы живем, как развиваем наше социалистическое общество. Мы показывали, что мы есть, кто мы есть и кем мы становимся. Хорошо, что фестиваль открылся в тот момент, когда трезвый разум осознает себя, свою силу. Идея мирного сосуществования одержала в последнее время огромные победы. Благодаря усилиям прогрессивных сил всего мира была, например, остановлена агрессия империализма во Вьетнаме. Успех, который обязывает к дальнейшей борьбе и молодых всего мира.
Обращаясь на открытии фестиваля к его участникам, Первый секретарь ЦК СЕПГ, председатель
Национального фестивального комитета ГДР Эрих Хонеккер сказал: «Яркое пламя, которое только
что зажег Вольфганг Нордвиг на стадионе «Молодежь мира», возвещает о всемирных идеях и мощи
фестивального движения».

3
Нойес Штадтхаус. Конференция «Роль молодежи в охране окружающей среды». Делегат Швеции сообщает о том, что американские заводы выпускают химикалии, которые признаны губительными.
Однако американские бизнесмены продолжают сбывать эти химикалии в некоторые африканские страны…
— У нас только одна земля! — восклицает юный швед.
Делегат Франции высмеивает тех, кто клянет прогресс и науку и ищет спасения, обращаясь к
литературе в духе Руссо. Француз заявляет, что всему виной — гонка за прибылями и что надо на
вязать западному обществу новую экономическую логику, чтобы действительно сохранить окружающую среду.
На трибуне — советский делегат Нина Пичугина. Она рассказывает о тех конкретных и плодотворных методах охраны среды, которые использует наш комсомол. Нине долго аплодируют, но она возвращается на свое место растерянная: ей кажется, что она почти ничего не успела сказать.
Кандидат биологических наук Нина Пичугина работает в Институте экологии растений и животных Уральского научного центра Академии наук СССР. Она секретарь комсомольской организации института, член Совета молодых специалистов при ЦК ВЛКСМ.
— Как поживают ваши березки? — спрашиваем Нину, зная, что тема березы — ее коронная тема.
— А что вы думаете? — говорит она.— Лет десять назад специалисты считали березу «сорняком», а теперь, в условиях менее чистой среды, выяснилось, что там, где хвойные гибнут, береза, которая каждый год сбрасывает листву, выживает.
— Где — там?
— Вблизи некоторых промышленных предприятий, к примеру. У нас, в Свердловске, я занимаюсь сейчас изучением влияния промышленных загрязнений на окружающую растительность. Я выбрала ряд пушистых и ряд бородавчатых берез, растущих на разном отдалении от промышленной зоны, и слежу за ними.
— Простите, а чем пушистая береза отличается от бородавчатой?
— Ну как же! Листья бородавчатой березы более гладкие, имеют на зубчик больше…
— Вы выросли в городе или в селе?
— В селе. Мой папа — агроном.
— Значит, если даже все деревья на нашей земле погибнут, береза, быть может, выживет?
— Здесь, на конференции, мы решили создать постоянный комитет, который к следующему фестивалю отчитается о работе по объединению усилий молодежи всех континентов в защиту окружающей среды. А если сидеть сложа руки, то и береза не выживет.

4
Университет имени Гумбольдта. Центр «Молодежь и студенты обличают империализм». На дискуссии о методах борьбы с империалистической пропагандой среди молодежи, с попытками духовно разложить молодое поколение, Вера Кубичева, корреспондент журнала «Новое время», знакомит нас с Артуром Хосе Поэрнером — рыжим бразильцем в гипюровой черной рубашке.
Энергично пытаемся изыскать язык, на котором могли бы вести разговор, наконец Вера, спасая
нас, просит говорить только по-русски, а уж она позаботится о переводе. Теперь бразилец смущенно приносит Вере долгие извинения за свой дурной английский язык. Эти языковые волнения объяснимы: Артур оказывается нашим коллегой, и к тому же он пишет сейчас свой первый роман.
Артуру 33 года, он журналист-борец, разоблачающий несправедливость диктаторского режима, за
хватившего власть в его стране. О жестокостях этого режима было рассказано на пресс-конференции бразильской фестивальной делегации. Свыше ста лет тюремного заключения—таков общий срок, к которому приговорены те молодые бразильцы, которым удалось приехать в Берлин. Пятнадцать тысяч бразильцев вынуждены жить с политической эмиграции. Среди этих пятнадцати тысяч и Артур Поэрнер. Литературный еженедельник, который он издавал, в 1966 году был закрыт, а сам он был лишен политических прав и арестован. Едва ему удалось вырваться из тюрьмы, он уехал в Алжир и написал книгу «Алжир. Путь к независимости».
— Это единственная книга об алжирской революции на португальском языке,— говорит Артур. —Мне известно, что патриоты Анголы и Мозамбика читают её, и я горжусь этим.
— В университете Гумбольдта объявлена встреча, посвященная памяти Че Гевары. Вы будете участвовать в этой встрече?
— Конечно. Пусть эксперимент Че в Боливии закончился неудачно, но можно только восхищаться человеком, который оставил министерский пост, чтобы с оружием в руках умереть за свои идеи.
— Что за роман вы сейчас пишете?
— Моя последняя журналистская книга была посвящена роли молодежи в бразильской политике, а сейчас я решил попробовать себя в беллетристике.
Могу лишь сказать, что действие романа происходит в бразильской тюрьме, где сидит мой герой.
На груди у Артура — костяной амулет, оправленный серебром: рука со сжатым кулаком.
— Этот амулет,— рассказывает Артур,— мне вручила моя няня, старая негритянка, когда я покидал
Бразилию. Она сказала, что он будет охранять меня от злых духов. У нас есть такая поговорка: «Я не верю в духов, но, тем не менее, они существуют».
— Охраняет вас амулет?
— Как видите, злые духи не помешали мне, например, приехать на фестиваль. Я не сниму этот амулет, пока не возвращусь в Бразилию, избавленную от голода, неграмотности, угнетения.

5
Театр «Фольксбюне» на Люксембургплатц. Закончился очередной тур фестиваля политических песен. Со своей гитарой из театра выходит француз Жан-Луи Кайя (см. фото, стр. 74).
— Нам понравились ваши песни. Может, поговорим немного? Вы сейчас свободны?
— А может, встретимся вечером в нашем национальном клубе? Я буду снова петь…
Вечером он снова пел о встречном ветре, с которым схожа песня поэта — песня, как встречный ветер прямо в лицо старому миру. Потом Жана Луи сменили мимы, а он спустился с эстрады и присел за наш столик. Мы разлили бургундское и выпили за милую Даниэль, жену Жана-Луи. Она уже успела нам рассказать, как несколько лет назад она оказалась в одном из клубов молодежи Марселя, где должен был петь Жан-Луи, и когда он вышел на сцену и она увидела его загнутые ресницы, то подумала, что он будет петь что-нибудь нежное… А теперь Даниэль восхищенно слушает злые, колкие песни Жана-Луи и говорит, что таких людей, как Жан-Луи, мало: тем высоким идеалам, к которым он обращается в своих песнях, он никогда не изменяет и в повседневной личной жизни. Даниэль преподает французский язык. Как и Жан-Луи, она член Коммунистической партии.
Спрашиваем Жана-Луи:
— Какие песни вы пели в тот вечер, когда вас впервые слушала Даниэль?
— Песни протеста. Как всегда. Все мои песни — это как бы разговор вслух с самим собой. Я задаю себе вопросы. Что я собой представляю? Что мы все в нашу эпоху, в наших условиях, собой представляем? Чего мы хотим достичь? Одним словом, своими песнями я борюсь за человека, борюсь против всего, что человека калечит. Я думаю, что песня протеста должна быть окрашена интенсивно, должна дополнять политическое действие.
— Когда вы написали свою первую песню?
— В шестьдесят девятом году, когда мне было семнадцать лет. Я учился тогда в лицее, изучал экономику. Родители хотели, чтобы у меня была серьезная специальность. Вот я и изучал экономику.
— Кто ваши родители?
— Отец—певец. И мать—певица. Но они были типичными шансонье — пели песни, которые модны и которыми можно наверняка заработать деньги. Их долго пугало, что со своими песнями я никогда не стану звездой. Мы прежде спорили до хрипоты, да и теперь спорим, но гораздо спокойнее. Родители уже на пенсии и гордятся теперь, что я не захотел стать обычным шансонье.
— Но коммерческого успеха ваши песни не имеют, не так ли?
— Я выступаю обычно в домах молодежи, в рабочих клубах. Под буржуазную аудиторию я не подлаживаюсь — это главное. А зарабатываю я действительно лишь немногим больше, чем Даниэль.
— А кто вам нравится из признанных французских шансонье?
— Конечно, Брассанс. А также Лео Ферре, с которым я близко знаком.
— Знаете ли вы советскую песню?
— Меня привлекают песни Окуджавы, их настроение.
— Как вы думаете, насколько песня протеста воздействует на окружающий мир?
— Буржуазный дух не врожден, а приобретен…
— Вы собираетесь написать песню о Берлинском фестивале? Есть ли у вас уже какая-нибудь идея?
— Есть. Представьте себе, что от всех, кто собрался на фестивале, родились дети. И о таких детях, уже живущих в целиком справедливом мире, осуществившем прекрасный девиз нашего фестиваля, я и попробую написать песню.

6
Клуб советской делегации на Унтер-ден-Линден. Второй этаж. Кафе «Калинка». Угощаем квасом двух датчан, которые пришли в наш клуб за книгами о советской молодежи, за фестивальными плакатами.
— Ну, каков русский квас?
— Хорошая продукция,— отвечает Ларе Шельде.— Я могу об этом судить, все-таки я сам работаю на пивном заводе в Копенгагене.
— Кем вы там работаете?
— Простым рабочим. Ведь у меня нет никакой квалификации, и пивное дело я совсем не люблю.
— А зачем работаете?
— Деньги нужны. Я оказался без денег. Раньше учился в университете и получал стипендию, а потом бросил. Проучился четыре года на отделении социальной этнологии и бросил.
— Почему?
— Не понравилось преподавание. Профессора реакционные. Марксизм не преподают… Никакого социального момента. Сейчас у меня все нормально: я работаю, занимаюсь политической деятельностью и личными делами.
— Что вы подразумеваете под личными делами?
— Любовь. Мне 25 лет, я не женат. Неженатому человеку удобней жить. У меня есть две любимые девушки… (Ларе секунду думает.) Или даже три. Я их люблю. Мне с ними интересно, они все разные… Зачем выбирать из них одну?..
— А не боитесь ли вы, Ларе, что в один прекрасный момент каждая из этих девушек выберет себе по одному парню, и вам не останется ничего, кроме как погулять на двух свадьбах… или даже на трех?
— Ну что же!.. Я не расстроюсь. Быть может, я и сам когда-нибудь женюсь, когда захочу ребенка, а пока я убежденный холостяк! Вообще у себя, в Дании, мы боремся за большую свободу в семейных отношениях.
— А что значит это «большая свобода»?
— Взять, к примеру, меня,— вступает в разговор второй датчанин, Пауль Андерсен. — Мы, например, с женой четыре года живем вместе, у нас ребенок, но мы расписались только в этом году. Нам это было удобно. У нас платят большое пособие матери-одиночке. Это было подспорьем в нашем семейном бюджете.
— Почему же вы все-таки расписались?
— Меня взяли в армию, а жене военнослужащего платят еще больше, чем матери-одиночке. Мы и расписались.
— Кто вы но профессии?
— Я учитель. Преподаю в школе историю. Мне тоже двадцать пять. Сейчас я отбываю воинскую службу, работая санитаром в госпитале.
Мы снова обращаемся к Ларсу Шельде:
— Ларе, вы сказали, что работаете на пивоваренном заводе и это вам не нравится. Как же вы представляете свою будущую жизнь?
— После фестиваля я вернусь в Данию и попробую стать журналистом. Я скопил некоторые деньги и могу себе позволить поэкспериментировать.
— О чем же вы хотите писать?
-Меня интересуют проблемы развивающихся стран. Мы с Паулем состоим членами группы, которая собирает средства в помощь молодым африканским государствам, борющимся за свою независимость. За два с половиной года мы собрали 400 тысяч датских крон. Смотрите, вот наша эмблема… Внизу — Номер почтового бокса, по которому добровольцы могут послать деньги в пользу африканских государств. Это наша политическая деятельность, и этому мы отдаем большую часть своего времени.
Под девизом «За антиимпериалистическую солидарность, мир и дружбу!» фестиваль объединил широкие слои молодых людей. Сегодня эти датские ребята, с которыми мы беседовали на самые разные темы — от политики до любви,— еще не обрели четкой политической программы. Но их участие в X Всемирном фестивале — это уже поиск такой программы.

7
Александерплатц. Напряженно звучит немецкая речь — хозяева фестиваля ведут нескончаемый диалог со своими сверстниками из ФРГ и Западного Берлина. Здесь мы познакомились с Гарольдом Весером.
Ему двадцать восемь лет. Он заканчивает университет в Карлсруэ и получит специальность инженера-химика.
— Сейчас я член социал-демократической партии. Но раньше я состоял в разных студенческих организациях. Мы были леваками и не хотели иметь ничего общего с социал-демократами. Но после увлечения разными крайними течениями, после того, как я стал взрослее, я вступил в социал-демократическую партию. Времена изменились. В шестидесятых годах был момент бурной политической жизни. Нужны были лидеры, и молодежь порой находила их в троцкистах.
Теперь мы поняли, что делали ошибки. Сейчас наступило время, когда люди больше думают сами, своей головой, имеют собственную интерпретацию того или иного учения или события. Поэтому потребность в лидерах с крайними точками зрения отпала.
Для нас, молодых социал-демократов, наступил период позитивной работы. Раньше прогрессивные идеи были сконцентрированы в умах интеллигентов, сейчас все более и более широкие слои рабочих включаются в политический процесс. Наша задача — помочь осознать рабочему классу свое значение, внушить рабочим, что они не должны принимать все, что им навязывают, а их право — самим выбирать то, что им по душе. Это очень важно. Ведь многие стоят у станка или ходят на службу и не пытаются анализировать свою жизнь, у таких и мысли не появляется, что ее можно изменить в лучшую сторону.
Если посмотреть на наше общество со стороны, то мы выглядим очень богатыми, но если принять во внимание несовершенство систем здравоохранения, образования, то становится видна и наша бедность.
Этого тоже многие не понимают. Человек еще не является человеком только потому, что на свою зарплату он может купить много вещей…
Наша молодежь борется, например, за усовершенствование системы профессионального обучения. Концерны обучают молодежь только тому, что нужно для выполнения какой-нибудь отдельной рабочей операции, необходимой именно этому концерну. Таким образом, они привязывают рабочую молодежь к себе, и у молодого человека остается очень мало шансов изменить свою жизнь. «Кулак в голове» — эмблема борьбы молодых за равные возможности в профобразовании (см. фото, стр. 74).
Вообще наша молодежь стала более политически собранной. Это уже учли предприниматели. В молодежном журнале «Элан», например, пишут, что боссы химической промышленности с тревогой отмечают в письмах, которыми они секретно обмениваются с руководителями других предприятий: «Молодежь уже не стремится изменить свое положение, она стремится изменить общество. Можно ожидать протестов».
Да, протестов ожидать можно, когда речь идет о несправедливости и незаконных действиях. Но мы,
молодые, многое поддерживаем в нашей официальной политике. Когда речь идет о гарантирующих мир договорах с Москвой, Варшавой, о договоре с ГДР, о вступлении обоих германских государств в ООН, то мы — «за»!
В фестивальном обращении, которое подписали более сорока молодежных организаций ФРГ, приехавших в Берлин, есть такой призыв (Гарольд снова достает из фестивальной сумки журнал «Элан»): «Совместные действия ради общих справедливых целей. Во время фестиваля и после него». Я считаю, это касается всех нас.
Политический монолог Гарольда Весера, который он произнес, пока мы шли по Карл-Маркс-аллее, хорошо иллюстрирует настроение молодого социал-демократа, приехавшего на фестиваль. Он приехал в Берлин с позитивной программой, делая акцент на тех моментах политической борьбы, которые являются общими для всей прогрессивной молодежи капиталистических стран. Гарольд говорил о каждодневных проблемах молодых людей ФРГ, пытаясь выделить из них те, постановка которых социал-демократами может встретить понимание участников фестиваля. Попытка найти точки соприкосновения, встать на общую платформу со всей прогрессивной молодежью мира, а не сосредоточиваться на разногласиях — вот что было характерной чертой дискуссий X Всемирного фестиваля.
Нам говорил другой молодой социал-демократ — Туома Сааринен из Финляндии:
— На фестивале в Хельсинки я только танцевал. А этот фестиваль мы тщательно готовили и принимаем участие во всех фестивальных политических мероприятиях. Жизнь меняется…

8
На фестивале — День солидарности с народами, молодежью и студентами Вьетнама, Лаоса и Камбоджи. Огромный зеленый амфитеатр берлинского парка «Фридрихсхайн». Митинг солидарности. Потом вечером еще один — заключительный. Мы знакомимся с Во Тхи Лиен — девочкой из Сонгми.
Она присутствует на фестивале и на сотнях желтых значков, которые очень популярны, в Берлине. Значки призывают собирать деньги на строительство госпиталя имени Нгуен Ван Чоя. Девочка стала символом (см. фото, стр. 75).
Спрашиваем Во Тхи Лиен:
— Что ты чувствуешь, когда видишь себя на значках, плакатах, эмблемах?
— Мне немножко страшно, что меня стало так много… Я еще не привыкла. Но мне и хорошо, потому что после войны я осталась совсем одна, а теперь я не одна. Мне кажется, если кто носит значок, то он поддерживает нас, борцов за свободу и независимость Вьетнама. Я даже не считаю, что это я на значке. Это все мы — мой народ, все дети… Когда меня первый раз сфотографировали для газеты и газета потом вышла, я сразу почувствовала себя не одинокой. Я тогда не знала, что будут значки, плакаты… Я думала, меня просто сфотографировали, и даже попросила у фотографа карточку на память.
— А тебя узнают, когда ты ходишь по Берлину?
— Некоторые узнают, некоторые нет… Но даже лучше, что меня не все узнают, а то я стесняюсь…
— Как ты сейчас живешь?
— Хорошо. Я учусь в 9-м классе в освобожденном районе Южного Вьетнама. Живу в интернате и работаю на строительстве школы, потому что нам надо скорее все построить. С шести до одиннадцати утра учусь, а с двух до пяти работаю. Вечером делаю уроки. Я люблю школу, но иногда очень трудно, ведь после Сонгми я два года пропустила. Иногда учу, учу что-нибудь, и хочется все бросить, но я пересиливаю себя. «Народ борется и работает, — говорю я себе,— и ты должна заниматься». И потом стыдно, когда кто-нибудь что-нибудь знает, а ты нет. Верно? Я люблю химию, у нас в школе хорошая лаборатория, и мне нравится там работать. Очень интересно, когда вдруг что-то красное в пробирке превращается в синее…
— А что ты любишь делать в свободное время?
— У меня его очень мало, но когда оно есть, я люблю вышивать. На листьях дерева тхомда я вышиваю такими, знаете, волосами кокосового ореха, Меня бабушка научила еще, когда жива была. Еще нравится в кино ходить. Смотреть приключенческие фильмы.
— А почему приключенческие?
— Там очень мужественные и ловкие люди. Я люблю всякие кино с погонями, в которых все весело. Ваш советский фильм «Неуловимые мстители», например. Я не смотрю кино, где показывают разные ужасы…
Ужасы Во Тхи Лиен уже видела. И не на экране, а в жизни. 16 марта 1968 года, когда на общину Сонгми, где она жила с бабушкой и дедушкой, напали каратели, девочке было 11 лет.
— Сначала они стреляли, и мы, спрятались в бункер. Когда вертолеты приземлились, бабушка сказала, что надо выйти из бункера, потому что, когда в бункере остаешься, бывает хуже.— убивают сразу, а если выйти, еще есть надежда… Бабушка сказала, что будем выходить так: сначала она, потом я, потом дедушка. Бабушка вышла, и раздалась оглушительная стрельба. Я успела заскочить обратно в бункер, а когда выглянула, увидела половину тела бабушки, второй половины не было… Из всей деревни в тот день мы с дедушкой среди немногих остались в живых. Сейчас дедушка находится на территории, контролируемой сайгонским режимом, и о нем нет никаких вестей. Наверное, его снова арестовали. Семью мне заменяют мои друзья и подруги, с которыми я
учусь в школе, мой народ, который строит новый Вьетнам, те, кто пишет мне письма из других стран, и те, кто носит значки с моей фотографией… Все, все, все…
Теперь значок Во Тхи Лиен, привезенный нами из Берлина, хранится в редакции «Юности».

Журнал Юность № 10 октябрь 1973 г.

Оптимизация статьи — сайт Архиварий-Ус